В таджикском городе Канибадаме стоит медресе среднего художественно-исторического качества, называемое Мирраджаб Додхо, которое мне когда-то довелось обмерять. Напротив медресе в собственном доме с садом жила милая семья, у которой мы , приезжая в Канибадам, всегда останавливались. Семья состояла из молчаливого пожилого папы, инвалида войны, не в пример ему общительной, ещё довольно молодой мамы и трёх дочек, тогда школьного возраста, хорошеньких и по-таджикски правильно воспитанных. Звали дочек, по восходящей, Мунаша (Мунавар), Мукаша (Мукаррам) и Майрам,- последнее имя, не имеющее краткой формы, означает Марьям, то-есть Марию.
Вот эта самая Майрам, красивая девочка иранско-тюркского типа, одолела среднюю школу местного профиля, в которой учили не столько наукам, сколько искусству собирать хлопок. После чего родители послали её в столичный Душанбе - для продолжения образования в Таджикском политехническом институте, где тогда преподавал и я. Это, может быть, отчасти определило выбор вуза, но главное - там преподавал родственник, кузен, который уже был назначен будущим мужем Майрам: женитьба двоюродных братьев с двоюродными сёстрами считается в Таджикистане наилучшим вариантом родственных связей.
В те времена в Средней Азии (да я думаю, что и сейчас) высшее образование было очень в цене. То-есть, конечно, не само высшее образование, а справка о его получении, диплом,- он помогал сделать карьеру в самых неожиданных для дипломанта областях. Мой знакомый из южного таджикского кишлака (сам, между прочим, учитель), проталкивая глупого сына в институт, горячо объяснял: мне неважно, чему от там будет учиться. У меня друг - начальник КГБ, он обещал сына сразу к себе взять. Но диплом обязательно нужен.
Так что диплом вовсе не предполагал наличие соответствующих знаний и их реализацию в профессиональной деятельности. Но правила советской жизни почему-то требовали, чтобы у каждого начальника был диплом, и этим правилам приходилось подчиняться. Потому что все в Средней Азии (осторожно скажем, почти все) хотят быть начальниками, и это желание легко понять. Оно гарантирует зажиточную жизнь и почтение окружающих.
Поэтому я не удивился, когда однажды утром по дороге в родной институт увидел Майрам, следующую в том же направлении. В руке у неё был портфельчик, лицо сияло улыбкой, и она вовсе не выглядела запуганной провинциалкой. Энергичная советская девушка коренной национальности уверенно шла на штурм научных твердынь.
Правда, сразу же выяснилось, что непосредственно до штурма дело ещё не совсем дошло. Пока что Майрам шла в прёмную комиссию, чтобы сдать документы и быть допущенной к вступительным экзаменам. Поступать она собиралась на энергетический факультет, где уже преподавал её кузен-суженый,- он же, по твёрдой договорённость, должен был в случае чего обеспечить абитуриентке проходной балл. Впрочем, случая чего быть не могло: нечастые таджички-абитуриентки обычно проникали в наш институт беспрепятственно. Мы
шли рядом, разговаривая о всякой всячине. В голосе Майрам было заметно напряжение, которое показалось мне очень естественным: всё-таки девушка собралась поступать в высшую школу, да в чужом большом городе, да без папы с мамой. И вдруг перед самыми воротами в институтский двор Майрам задумалась, ненадолго замолчала, потом подняла на меня миндалевидные глаза и сказала с непередаваемо глубоким чувством: ах, дядя Серёжа, так хочется в аспирантуру!