Инопланетянам особенно важно владеть безупречной маскировкой, вести себя "естественно". О естественности и незаметности подробно писали жившие в прошлом в Китае инопланетные миссии.

Овладев маскировкой, инопланетянам, требуется  постоянно поддерживать ощущение родной цивилизации и не растворяться в земном мире. В сложных случаях приходится прибегать к спасателям.

Бесценный опыт адаптации оставил Ле Цзы.

Ле Цзы о миссиях

Инь Вэнь  показывает   как отключать земное сознание

     Лао Чэн-цзы учился волшебству у учителя Инь Вэня, который за три года не сказал ему ни слова. Лао Чэн-цзы пришел к учителю с извинениями и стал просить у него разрешения отбыть домой.       Учитель Инь Вэнь пригласил его в свой дом, запер двери  и  заговорил  с ним:
     -- Когда-то  Лао-цзы,  отправляясь  на  Запад,  обернулся и сказал мне:
"Все, хранящее в себе силу жизни, все, имеющее облик, -- это  призрак.  Все, что произведено на свет превращениями и получает свой образ от сил Инь и Ян, рождается и умирает. А изменять формы вещей благодаря знанию чисел и перемен зовется   превращениями   призраков".   Искусство   творца   вещей  измерить невозможно, достижения его глубоки, так что  трудно  постичь  его  работу  и угадать,  чем завершится она. Искусство волшебника, изменяющего облик вещей, легко  увидеть,  но  достижения  его  поверхностны,  а  потому  работа   его заканчивается,  едва  начавшись.  Только  когда  ты  поймешь, что достижения волшебства не отличаются от череды рождений и смертей,  я  смог  бы  обучать тебя своему искусству. И ты, и я -- только призраки. Чему же тут учиться?
     Лао  Чэн-цзы  вернулся  домой и стал размышлять над словами учителя Инь Вэня. Проведя в размышлениях три месяца, он уже мог по своей воле появляться и исчезать, менять местами времена года, вызывать грозу зимой,  творить  лед летом,  летающее  делать  ползающим,  а  ползающее -- летающим. Но он за всю жизнь никому не раскрыл секрета своего искусства,  и  последующие  поколения так и не смогли перенять его.

Ле Цзы о преимуществах внеземного мышления

Спасатель показывает деграданту  его происхождение

 Во  времена  чжоуского  царя  My  из  страны  на  далеком Западе пришел кудесник, который мог проходить сквозь огонь и  воду,  входить  в  камень  и металл,  переворачивать  горы,  поворачивать реки вспять, поднимать в воздух целые города, летать в пустоте и  не  падать  и  беспрепятственно  проходить через  всякие  твердые  предметы.  Не  было  конца всяким чудесным явлениям, которые он мог вызывать. Но он умел творить превращения не только вещей,  но и  в  мыслях  людей.  Царь My чтил его, как божество, и прислуживал ему, как господину. Он отвел ему покои в царском дворце, посылал ему мясо   жертвенных животных  и  лучших  танцовщиц, чтобы развлечь его. Но кудесник счел царские палаты слишком убогими, чтобы жить в них,  блюда  с  царской  кухни слишком грубыми,  чтобы  есть  их,  а  царских  танцовщиц  слишком уродливыми, чтобы развлекаться с ними. Тогда царь My построил для него новый  дворец,  призвав для  его  строительства  лучших мастеров по глине и дереву и лучших знатоков лаков и белил. К тому времени, когда башня  была  закончена,  царская  казна совсем  опустела.  Эта  башня  высотой  в семь тысяч саженей возвышалась над горой Чжуннань, и ее называли "Башней, пронзающей небеса".  Царь  поселил  в ней  прекраснейших  девушек  из  областей  Чжэн  и Вэй и повелел умаслить их волосы изысканными благовониями,  вытянуть  их  густые  брови,  украсить  их шпильками  и  серьгами,  одеть  их  в тончайший холст, отороченный блестящим шелком из Ци, напудрить их лица и  подчернить  брови,  украсить  нефритовыми подвесками  и  обрызгать  их настоем из душистых трав. Он велел им исполнить мелодии "Принимаем облака", "Шесть драгоценных яшм", "Танец Девяти поклонов" и "Утренняя роса", чтобы развеселить кудесника, и поднес ему  самые  дорогие кушанья.  Каждый месяц он подносил кудеснику драгоценные одежды, каждое утро -- изысканнейшие яства.  Кудесник  был  по-прежнему  недоволен,  но  все  же согласился жить в башне за неимением лучшего.
     Спустя  некоторое  время  он пригласил царя на прогулку. Схватившись за его рукав, царь взлетел с ним на самую вершину неба и попал  в  его  дворец. Этот  дворец  был  построен из золота и серебра, усыпан жемчугом и нефритом. Стоял он выше облаков и дождей, и нельзя было понять, на  чем  он  держался. Издали  он  казался  пышным  облаком. Все, что видел там глаз и слышало ухо, обоняли ноздри и пробовал язык, было неведомо земному  жителю.  Тут  царь и вправду   уверовал   в  то,  что  сподобился  услышать  "совершенную  музыку средоточия Небес" в Чистом Граде Пурпурной Звезды , где обитает Небесный владыка. Когда же он посмотрел вниз, то его  собственные  дворцы  и  террасы показались ему комьями грязи и кучами хвороста.
     Царь  My прожил на Небесах, как ему казалось, двадцать или тридцать лет, и ни разу не вспомнил о своем земном царстве. Тут кудесник  снова  пригласил его на прогулку, и они пришли в такое место, где вверху они не видели солнца и луны, а внизу не видели рек и морей. От яркого света и черных теней у царя рябило   в  глазах,  и  он  не  мог  ничего  видеть;  звуки  расплывались  в многоголосом эхе, и' царь не мог ничего слышать. Все органы его тела  и  все чувства  в нем перемешались, мысли неслись куда-то без удержу, разум померк. Тут он стал просить кудесника вернуться обратно. Кудесник толкнул его, и  он полетел куда-то в пустоту.
     Очнулся  он  в  своем  дворце,  а  его  слуги  стояли  рядом в ожидании приказаний. Он посмотрел вокруг: вино в чарке еще не остыло, мясо  на  столе еще не высохло. Когда царь спросил слуг, где он был, те ответили: "Вы только сидели на месте, поглощенный чем-то".
     С  тех  пор царь My был сам не свой и оправился лишь спустя три месяца. Он опять спросил кудесника о том, что произошло с ним, и тот ответил: 
  -- Вы, ваше величество, были со мной, в странствиях духа. Для чего  вам странствовать  телом?  Разве  должно  место,  где  вы побывали, отличаться у вашего собственного дворца? Должно ли место  вашей  прогулки  отличаться  от вашего  собственного парка? Вы покойны, когда вокруг вас ничего не меняется, и волнуетесь, когда происходит нечто неожиданное и мимолетное. Но  можно  ли предугадать, насколько мир вокруг нас может измениться и стать другим?
     Царь  был  очень  доволен.  Он  забросил государственные дела. Перестал видеться со своими советниками  и  танцовщицами  и  весь  отдался  мечтам  о дальних  странствиях. Он велел запрячь восемь лучших лошадей в две колесницы -- по четыре на каждую. В царскую  колесницу  в  середину  впрягли  Цветущую Рыжую  и  Зеленое  Ухо,  а по краям -- Рыжую Быстроногую и Белое Подношение. Колесничим был Цзао-фу, а его помощником -- Тайбин. Во  вторую  колесницу  в середину  впрягли Высокую Буланую и Рвущуюся Вперед, а пристяжными -- Резвую Вороную и Дитя Гор. Колесничим был Бо Яо, а его помощником -- Бэнь Жун.
     Они промчались тысячу ли и прибыли в земли племени Цзюйсоу. Жители  той страны  поднесли  царю  My  кровь  белого  лебедя для питья, молоко коровы и кобылицы для мытья ног. То же они сделали и для колесничих и их  помощников. Потом  они  отправились  дальше  и  остановились  на  ночлег у подножия горы Куньлунь, к северу от Красной Реки. На следующий день они взобрались на гору Куньлунь, чтобы посмотреть на дворец Желтого Владыки, и насыпали холм, чтобы оставить память грядущим поколениям.
     Затем он пришел погостить к Матери-Царице Запада и пировал  с  ней над  Озером  Белой Яшмы. Мать-Царица Запада пела царю, а он пел ей, но слова его песни были печальны. Видя, как солнце,  проделав  свой  дневной  путь  в десять тысяч ли, заходит за западную гору Янь, он сказал со вздохом: 
     -- Увы!  Я,  будучи царем, презрел благочестие ради удовольствий. Разве не осудят меня за это грядущие поколения?
     Как можно назвать  царя  My  божественным  человеком!  Он  смог  сполна насладиться  своей  жизнью,  но  все же он умер, не дожив и до ста лет. Люди полагали, что он "вознесся на небеса".

Ле цзы осваивает маскировку миссии

Ле-цзы отправился в царство Ци, но с полпути повернул назад и встретил на дороге Бохуня-Безвестного, который спросил его, почему он возвращается домой.
 -- Я испугался!
 -- Чего же вы испугались? 
-- Я ел в десятке харчевен, и в пяти мне подавали раньше всех.
 -- Если это все, то чего же тут страшного?
 -- Когда внутренняя цельность в человеке еще не окрепла, она просачивается наружу и создает вокруг него свечение, которое трогает сердца окружающих и заставляет их почитать такого человека больше собственного отца и начальника. А это уже опасно. Ведь хозяин харчевни думает только о том, чтобы продать свой рис и похлебку, далеко идущих намерений у него нет. Если человек, который получает от меня так мало, ценит меня так высоко, то как же поступит властитель десяти тысяч колесниц, который отдает все свое время царству и все свои знания управлению? Правитель Ци пожалует мне какую-нибудь должность и будет ожидать, что я успешно справлюсь со своими обязанностями. Вот что встревожило меня.
 -- Прекрасное наблюдение! -- воскликнул Бохунь-Безвестный.
 -- Но даже если вы останетесь дома, то другие люди будут докучать вам просьбами.
 Некоторое время спустя Бохунь-Безвестный пришел к Ле-цзы и у дверей его дома увидел множество туфель, оставленных посетителями. Бохунь встал лицом на север, оперся на посох и прислонился к нему щекой. Постояв так немного, он вышел, не сказав ни слова. Привратник доложил об этом Ле-цзы. Тот бросился за ним вдогонку босиком, держа туфли в руке, и догнал его уже у ворот. 
-- Поскольку вы пришли ко мне, уважаемый, не соблаговолите ли вы дать мне наставление? -- обратился Ле-цзы к Бохуню-Безвестному.
 -- Довольно! -- ответил Бохунь-Безвестный. -- Я уже сказал вам откровенно, что другие станут докучать вам просьбами. Так оно и вышло. И дело не в том, что вы можете позволить им делать это, а в том, что вы не можете запретить им поступать так. Для чего вам общение с этими людьми, мешающее вашему спокойствию? Если вы хотите произвести впечатление, это расстроит вашу внутреннюю гармонию и не принесет добрых плодов. Никто из ваших приятелей не скажет вам ничего дельного, все их пошлые слова -- словно яд. Если мы не стараемся друг друга пробудить, как мы будем мужать?

О важности незаметности работников миссии

 Ян Чжу поехал на юг и добрался до царства Пэй. Когда Лао-цзы уезжал на запад, в царство Цинь, Ян Чжу вышел за город, чтобы поприветствовать его. Лао-цзы встал посередине дороги, подняв взор к небесам, и сказал со вздохом:
 -- Когда-то я думал, что тебя можно чему-то научить, но сейчас я вижу, что это невозможно. Ян Чжу ничего не ответил. Когда путники прибыли в его дом, он подал Лао-цзы полотенце, гребень и таз с водой для омовения. Сняв туфли за дверью, он на коленях подполз к Лао-цзы и сказал: 
-- Учитель, только что вы подняли свой взор к небесам и сказали: "Когда-то я думал, что тебя можно чему-то научить, а сейчас вижу, что это невозможно". Ваш ученик хотел попросить вас разъяснить смысл этих слов, но вы все шли вперед, и я не посмел обратиться к вам с вопросом. Теперь же осмелюсь спросить вас, в чем моя ошибка? Лао-цзы ответил: -- Сколько высокомерия в твоем взгляде! Кто может ужиться с тобой? Самая чистая белизна кажется чуть запачканной, в совершенной добродетели как будто чего-то не хватает. Ян Чжу переменился в лице и сказал: "Почтительно слушаюсь!" Прежде Ян Чжу в каждой харчевне приветствовали и провожали жильцы, хозяин подавал ему сиденье, хозяйка подносила полотенце и гребень, сидевшие в доме уступали место на циновке, гревшиеся давали место у очага. Когда же он вернулся, постояльцы стали спорить с ним за место на циновке.

Перевод В. В. Малявина,      Оригинал расположен в библиотеке Олега Аристова
 http://www.chat.ru/~ellib/
© Го Сян, Ле-Цзы