Вид из космоса: Долина
реки Оби-Мазор и мавзолей Хазрати-Бурх с
дальними горами. Центр снимка в Google Earth: 38° 41'
с.ш. 71° 20' в.д.
В верховьях реки Оби-Хингоу от последнего кишлака вверх идет тропа. Пять-шесть часов ходьбы вдоль зарослей облепихи , вдоль каменных осыпей – и можно подняться до развалин старого кишлака. Сверху стекает арык с чистой водой, рядом с арыком сплелись тополь и береза, прикрывая своими густыми ветвями вход в мавзолей с куполом и двумя минаретами.
Как этот мавзолей оказался так далеко в горах, когда он был построен ? Как выяснилось, о мавзолее Хазрати-Бурх знают очень многие, жители Южного Таджикистана, старики охотно рассказывают множество легенд. При этом тема Хазрати-Бурха была практически табуированной в советской литературе, и единственное достоверное описание мазора относится к 30-м годам !
Основные истории и легенды о Хазрати-Бурхе собраны в хронике «Таърихи Хазрати Бурх», в которой говорится следующее.
( По мнениям местных жителей – 2000 до н.э., или 1000 до н.э.)
Задолго до пророка Магомета в стране Джозира Сарандева (остров Цейлон) пришел человек по имени Бурхи Абдол со своей материю Биби Джолиан Аразоти и братьями Турк и Барк. Они пришли в Афганистан в район Кабула. Сначала умер старший брат Барк(ат), потом средний Турк.
Потом умерла мать, и младший брат Бурх прожил семь лет на могиле матери, это было в районе Шахраб. Теперь там – большой мазор. Потом, когда душу матери отпустили, Бурх пошел в горы Боршида, где жил под деревом Чабух.
Его звали Хазрати Бурх Сармаста Вали. Шейхи уверяют что Джозира Сарандева – остров Индонезия, но в словаре арабских географических названий говорится «Цейлон».
Однажды носью во сне явился к нему Аллах и сказал что он должен ходить по всему свету для укрепления Веры. Он был в Арабистоне, Индустоне, Египте, пока наконец не пришел в верховья Оби-Хингоу.
Бурх принес с собой инструменты для ковроткачества (веретено, бёрдо), он научил народ прясть, ткать и вязать ковры. Бурх делал много добрых дел, и пайгамбар Муса (библейский пророк Моисей) был его традиционным «соперником». Однажды Аллах построил гору за 40 дней и сказал: «Кто раньше залезет на нее ?» Никто не смог. Хазрати бурх поднялся на нее и спустился за 4 дня. И тогда Аллах сказал, что равен он мне, пусть берет чего хочет. Бурх сказал « Неведомы пути твои, о, Владыко, и во всем простирается и проявляется твоя милость... Будь добр, избавь людей от ада, ведь ты его сотворил на погибель человеку!» Аллах был в гневе, затопал ногами и закричал что этому не бывать никогда, и даже сломал священную палицу которой он управлял стихиями. Он сказал «Если ада не будет, то никто не будет меня слушать!» Обиделся на него Хазрати-Бурх и пошел в горы. Его там схватили ангелы и стали мучить и таскать во все стороны, но он выдержал все испытания. Сердце Бурха горело. Аллах хотел с ним помириться, несколько раз посылал к нему ангелов и даже пророка Мусу. Когда пайгамбар Муса поднимался на Кухи Тур разговаривать с Аллахом, Аллах сказал – иди туда к Бурху, Бурх обиделся, и помири нас! Муса пошел и сказал Бурху «Салам!..» Бурх рассказал ему про ад.. Сердце Бурха горело и никто не мог его потушить. В конце концов сердце его сгорело и он умер. Муса пошел а Аллаху и рассказал ему про ад. Аллах решил что такой человек – пусть живет, и воскресил Бурха через 7 часов.
Аллах уничтожил один из восьми горячих адов , так что осталовь семь адов.
После этого Бурх пришел в верховья Оби-Хингоу. У него не было ни жены, ни детей.
Известны и другие фантастические истории о Бурхе. Как он управлял дождем, как он вернул жумчужину шейху Абу-Саиду, простоял на одной ноге 40 дней и т.д.
Однажды пастух пошел рубить хворост и срубил куст. Вдруг он услышал голос «Один куст срубил – и хватит!» Пастух срубил тогда второй куст, и вдруг из-за куста вышел человек, он был черный и с длинными волосами. «Ты разрушил мое жилье – строй теперь новое !» Пастух испугался – «Я нищий, у меня нет даже хлебы кормить семью, где я добуду материал справиться с такой работой ?» «пойди в горы, увидишь дикого козла. Скажи ему что я сказал – и он пойдет за тобой.
Сорви пучек дикого ячменя, следай муку – будет тебе хлеб». Так пастух и сделал. Он встретил дикого козла и пошел в страну Хлоз (там где теперь Тавиль-Дара), он сказал что встретил большого святого. Он оттуда привел много людей. Из козда он следад суп-шурпо, истолок ячмень и получилось столько еды, что хватило всем рабочим.
Много тысяч человек пришло в Сангвор (за 25 километров до мазора), там открылась яма в которой лежало много кирпичей неизвестно откуда. Люди выстроились в цепочку и передавали кирпичи из рук в руки по воздуху. Так за один день построили мазор. Работу завершили все кроме плотников. Ночью головы плотников повершулись лицом к земле. Народ бросил их в гробницу, с рассветом их головы повернулись назад...
Старика собирателя хвороста «Бобо Ходжи» назвали также «Ишони Боршид», (преосвященный Боршид), так как Хазрати-Бурх сказал ему «Бор Шид», что знасит «довольно».
Хроника перечисляет 43 поколения шейхов от пастуха до начала 20 столетия.
То есть время строительства мазора должно быть около 1000 лет назад – примерно
во время арабского завоевания.
Исследователи, которые осматривали мавзолей внешне, считают что мавзолей перестраивался в 17-18 веке. Многие сотни лет к Хазрати-Бурху сходились караваны паломников – из других концов Бухарского эмирата, из Афганистана, Индии. В советском Таджикистане, когда паломничество в Мекку было практически невозможным, многие группы отправлялись к Хазрати-Бурху. Те одиночки, которым посчастливилось добраться до Мекки, встречали там живущих на святой земле таджиков, которые их тут же спрашивали, а были ли они на Хазрати-Бурхе.
Установление советской власти в Таджикистане было очень сложным и болезненным. Еще долгое время красная армия жестоко подавляла сопротивление как организованных групп и отрядов, так и просто горных жителей . В двадцатые годы сопротивление в долине Хингоу организовывл Имам Султон. Война продолжалась до лета 1923 года, а в отдельных районах и больше.
По свидетельству Н.Кислякова, который описал экспедицию к Хазрати-Бурху в журнале «Советская Этнография» 1-3. 1934, Кишлак у мазора назывался кишлаком Шейхов, потому что житель кишлака занимались исключитально приемом паломников, они не сеяли и не держали стада. Кисляков пишет, что теперь шейхи стали жить новой жизнью и образовали «колхоз шейхов». Фактически кишлак шейхов был насильственно выселен в район Лайрон-Боло еще до войны. Последний шейх Шайхи-Каландар попал под сталинскую тройку и его забрали, и никто не знает ничего о его судьбе.Когда я спрашивал о сталинских тройках и кто был в этом виноват, таджики всегда говорили , что русские тут ни при чем – это так, местные расправлялись сами с собой. После войны вся долина Оби-Хингоу была выселена в Курган-Тюбинскую область, на хлопок.
После войны в Хаите было страшное землетрясение, в результате которого погибли много кишлаков и много тысяч людей. После землетрясения советские власти стали везда говорить что пребывание в горах по причине частых землетрясения является опасным и всеми правдами и неправдами пытались переселить таджиков в равнинные районы для уборки хлопка. Обычно сначала жителей кишлаков вдохновляли идеей строительства дорог, потом, когда жители дороги охотно строили, привозили кино, открывали магазины, приезжали театры и ансамбли с концертами. Но «порадоваться» давали жителям кишлаков недолго. Потом приезжали войска и насильственно увозили всех в хлопковые районы.
Жители Оби-Хингоу (Вахьё) переносили переселение особенно тяжело. Если в горах умеренный климат, здоровый воздух, чистая вода, то в долине – страшная жара, грязь, эпидемии да еще химия. В первые несколько лет от невыносимости условий умирали до двух третей населения горных кишлаков.
Если население кишлака шейхов выселили около 1939 года еще до войны, то вся долина была выселена уже в пятидесятые годы при Хрущеве.
Двое тогда еще молодых ребят, Мирзо Шехмуродов и Назри Олимов, не захотели переезжать на хлопок ни за что на свете. Они хотели остаться в долине во что бы то ни стало. Тогла они закончили соответствущий техникум и пошли рабочими на гидростанцию. В дальнейшем они стали вдвоем управлять делами гидростанции в кишлаке Сангвор, ездить на лошадях и снимать показания с приборов, регистрировать уровень воды в Оби-Хингоу и ее притоках. Так как жители кишлаков во время переселения бросали имущество и книги, гидрологи собрали хорошую библиотеку старинных книг.
Следует отметить, что после двух «реформ» таджикской письменности в двадцатые и тридцатые годы, с легкой руки Сахриддина Айни, все станые книги, написанные арабским шрифтом, стали непонятны или плохопонятны. После войны все что написано арабским шрифтом было объявлено Кораном и пропагандой, а все кто владел подобными книгами – басмачами, и огромное количество книг, составлявших культурное наследие бухарского эмирата было зверски уничтожено. Естественно, что на вопрос, задаваемый старикам, про книги, ответом всегда было «нет, мы неграмотные. Книг не читаем», хотя многие припрятывали старые книги в тайных местах...
Итак, гидрологи были чуть ли не единственными людьми в долине. Елинственной семьей, оставшейся на мазоре Хазрати-Бурх, была семья слепого шейха (его звали Кобри Зулбайта). Слепой шейх по отзывам был человеком алчным и брал с паломников за молитвы огромные деньги, и им были недовольны. Шейх при этом содержал огромные стада, за счет которых окрестный совхоз регулярно выполнял план, поэтому шейха трогать было не очень просто. Гидрологи вели со слепым затяжной спор, доходивший до прокурора. В результате уже в начале 70 годов шейха вынулили переселиться пониже и уйти от мазора, он умер в середине семидесятых годов. Таким способром гидрологи получили всю дорогу к Хазрати-Бурху под свой контроль.
Гидрологи были очень приветливыми, культурными и образованными людьми, они нам много рассказывали об истории долины и о мусульманстве.
Таким кишлак Сангвор с гидростанцией является ближайшим населенным пунктом к мазору, от Сангвора – примерно 6 часов ходьбы или 25 километров тропы.
Мне довелось посетить Хазрати-Бурх дважды, в 1982 и в 1984 году. В 1982 году мазор представлял собой круглый зал с правильным сферическим куполом, около 3 метров в диаметре, с двумя минаретами перед входом. Чтобы купол сверкал, его покрыли жестью, от чего он блестел на солнце и был виден за несколько километров. Сам мазор и минареты были сделаны из «бухарского» кирпича. Перед входом в мазор оборудована красивая резная веранда, к которой примыкала небольшая деревянная пристройка. Мазор стоит на самом обрыве, и раньше к нему примыкала также «чиль-хона» – комната для сорокадневных молений, которая после землетрясения оказалась разрушенной. Перед входом в Мазор стоит священный камень. Территорию Мазора отгораживает арык и сплетенные тополь и береза.
Сбоку от мазора – несколько домиков, предназначенных для паломников.
Место, на котором стоит мазор, воистину чудесное. Три горы, одна из которых – шеститысячной высоты, сходятся вместе образуя теругольник. Облака разбиваются о горы, и в месте мазора создается особенное пространство, а котором чувствуешь себя защищенным. Я видел сильный ливень с грозой, буквально в десятке метров бушевала стихия, но на мазор не падало ни одной капли, и скоро появилась радуга !
В 1983 году в долине было землетрясение, обвалился купол и пострадал минарет, которые были наскоро заделаны местными жителями. Несколько раз пытались организовать ремонт мазора, заказывали вертолет который сбрасывал мешки с цементом, но при такой удаленности и при отсутствии поддержки властей ремонт организовать было трудно.
Когда я был на Хазрати-Бурхе, я там встречал несколько групп паломников. Приходили также люди из Курган-Тюбинской области которые раньше жили в кишлаке шейхов, рассказывали как оно было в старые времена, где стоял дом, где стояла школа. Все шейхи мечтали вернуться назад. В восьмидесятые годы запреты на поселения были сняты и многие таджики стали возвращаться в те долины, где они жили до этого. Деятельность совхоза Миёнаду стала расширяться. В летнее время в период большого наплыва паломников старики-шейхи из окрестных кишлаков организовывали «дежурства» на мазоре, поочередно сменяя друг друга, чтобы читать молитвы для паломников. Когда мы стояли около мазора и подошли очередная группа, нам стали дарить лепешки с хлебом. Долгом мусульманина является закят – раздача денег на благотворительные нужды. Став около мазора, мы являлись как бы страждущими, и нам стали охотно подносить хлеб.
Добро следует творить анонимно, не требуя за это вознаграждения и не пытаясь прославить свое имя. Но при этом следует также и давать другим сделать добро, и не отказываться от чужих услуг. Нередко около мазоров оставляют деньги. Видя эти деньги, надо их взять, израсходовать достойным образом и пожелать добра и исполнения желаний тому человеку, который их оставил. Когда мы были на мазоре, несколько групп совершали ритуальные пения всю ночь при полной Луне.
Шейх нас спросил, есть ли у нас фотоаппараты. Мы не знали, что ответить, но шейх заставил нас достать фотоаппараты и делать снимки. Мы спросили – почему, веди у мусульман не принято рисовать и фотографировать людей и животных... Дело не в этом – сказал шейх, сейчас,когда повсюду падает вера, это не так уж и важно. Значительно важнее, чтобы наши дети тоже все видели и помнили .
По дороге в Хазрати-Бурх, не доходя двадцати километров до Сангвора, стоит большой кишлак Лангар. От кишлакак вверх на гору тянется узкая тропинка. Поднявшись на высоту несколько сотен метров через заросли дикого винограда попадаешь в великолепное место. Перед глазами встает двойной мраморный грот. По бокам от грота – несколько человеческих каменных фигур, образованных выветриванием. Прямо из скалы течет тонким ручейком целебная вода. А напротив – вид на шеститысячные вершины Памира в предгорьях Пика Коммунизма.
В левом гроте растет дерево, цепляясь корнями за камни, так что все его корни навиду. Под деревом и расположена святая могила. Время от времени сюда приходит ночевать коза с козленком. В правом гроте стоит маленький деревянный навес, под которым и живет шейх. Шейха зовут Ашур. Он очень эрудирован, и рассказывал нам огромное множество историй и легенд об исламе, о святых. Он живет в пещере более двадцати лет.
Один из нас спросил Ашура, есть ли в Таджикистане суфии. Ашур ответил так :
«Когда я был маленький, после войны меня мама брала на базар. Там бывало такое, мужик наденет колпак на голову, возьмет балалайку и бренчит. Это и были суфии... А сейчас – сейчас же в космос летают – ну какие же сейчас суфии ?»
Хотя Ашур очень приветливо относился к нам, он ничего не объяснял нам о собственно мазоре Хазрати Алаутдина и отказывался читать для нас молитвы.
История Ашура такова.
В конце пятидесятых – начала шестидесятых годов он учился в Кулябском Педагогическом Институте, не закончил. Потом крутился на Путовском базаре в Душанбе, зарабатывал случайными работами. Ничем особенно не выделялся. Однажды ему приснился сон, что Хазрати-Алаутдин явился к нему и поручил ухаживать за своей могилой. Он пошел в душанбинскую мечеть и обсудил сон с муллой. Мулла сказал, что он должен идти к святой могиле, но сначала он должен жениться. Ему нашли невесту из бедной семьи без колыма. После свадьбы он ушел жить в пещеру. Там он живет только 10 месяцев в году, зимой он на пару месяцев возвращается к семье. Злые языки говорят, что жена его даже не подозревает, где он находится – так, уезжает «по делам»... Итак, Ашур пошел в долину Вахё, которая была пустынна, так как всех жителей выселили на хлопок. Только глубоко в горах, на Тупчаке, жили незаконные поселенцы, и несколько гидростанций и метеостанций – вот и все что осталось в некогда пышной долине. И конечно же группы паломников не прекращали ходить на Хазрати-Бурх...
В кишлаке Лангар обитаемой была только одна метеостанция, на которой работал немец Эрик. Ашур в первую очередь познакомился с Эриком и объяснил ему свою миссию. Эрик решил его поддержать. И началась огромная работа. Грот был недоступен, обрывист и непригоден для паломничества. Ашур и Эрик расчистили дорогу ко гроту, выравняли площадку и благоустроили мазор. К работе привлекались паломники, которые шли на Хазрати-Бурх. За семь лет работы были полностью завершены и мазор стал прекрасным местом для молитв и медитаций. В дальнейшем, когда в долину понемногу стало возвращаться население, роль Ашура в жизни долины ослабла. Ашур не нашел контакта ни с гидрологами, ни со слепым шейхом Хазрати-Бурха. У них возникали споры и взаимные обвинения в корыстности. Около 86 года Ашур ушел из долины, может быть не без вмешательства КГБ, которая в Таджикистане также расхлебывает клановые конфликты. Что было дальше Ашуром и с пещерой Хазрати-Алаутдина, я не знаю.
Если от кишлака Сангвор идти вверх не к Хазрати-Бурху, а дальше по Оби-Хингоу, то километров через двадцать будет маленький кишлак Арзунг, а потом немного дальше – покинутый кишлак Пашимгар. С дороги на Пагимгар виден семитысячный пик Гармо и Пик Коммунизма. В кишлаке Арзун живет арзунгский ишан и охраняет мазоре своего отца, Ишони-Халифа. Жизнь ишана была очень насыщенной. В молодости он попал на войну, дошел до Берлина и расписался на стенах Рейхстага. Потом он работал директором заповедника в Тигровой Балке, когда ушел на пенсию, вернулся в родные края. Об арзунском ишане ходит много легенд. Он всегда знает, сколько человек и когда придут в долине, что происходит в долине. К нему приходят советоваться много людей.
Его отец, Ишони-Халифа старший, был крупным святым. Ишони-Халифа много изучал Коран и много странствовал по всему свету. Он пошел также в Индию учиться, и в Индии местные шейхи были так поражены его знаниями, что хотели сами учиться у него. Ишони-Халифа считается потомком пророка Мухаммеда, то есть, сеидом. Его дети ишаны все носят белую чалму и польщуются большим уважением.
Когда Ишони-Халифа вернулся, его родственники не отпускали его, и он стал жить в Джиргитале, учить других при Джиргитальской мечети.
Однажды жители Джиргиталя решили, что Ишони-Халифа- настоящий святой. Они очень боялись что Ишони-Халифа уйдет от них. И тогда они решили его отравить, чтобы в Джиргитале была святая могила. Тогда Ишони-Халифа будет навечно с ними.
И дали ему яд. Ишони-Халифа принял яд, но не умер, и как будто даже ничего не заметил.
Тогда ему дали яд второй раз, а потом и третий раз – но Ишони Халифа не умирал.
Наконец Ишони-Хплифа сказал :
Меня трижды уже пытались отравить. Теперь мне настала уже пора уйти из этого мира. Но я выбрал себе могилу в другом месте – я не буду похоронен в Джиргиталю. При этом он одному человеку подарил пару ботинок и на следующее утро умер.
Человеку, которому Ишони-Халифа подарил ботинки, приснился сон, что в этих ботинках он сможет догнать Ишони.Халифа.
Ишони-Халифа положили на носилки для похорон, и вдркг носилки сами поплвли по воздуху – и прямо в горы, через непроходимый хребет Петра Великого в Пашимгар. И только один человек смог сопровождать его.
В Пашимгаре дла Ишони-Халифа был построен мазор, но утром весь мазор рассыпался. Так произощло и второй и третий раз, пока одному человеку во сне не явился сам Ишони-Халифа и сказал, что для мазора надо брать камни с гор, а не те камни, которые уже использовались для захоронений...
Вот такая фантастическая история произошла нее так уж давно – на глазах очевидцев...
Вид из космоса: Путь на
перевал Гардани-Кафтар от кишлака Лангар.
Центр снимка в Google Earth: 38° 57' с.ш. 71°02' в.д.
Как считается в Таджикистане, путешествия к святым местам может открыть
новые силы, новые источники энергии. Но для этого надо быть очень чистым.
Иначе энергия обернется потив тебя. Некоторых мазоры не пускают – так с
нами было много раз, иногда мы проходили немало километров, и вдруг на
последнем участке люди, физически сильные и выносливые, вдруг чувствуют
лень, слабость, или «вспоминают о неотложных делах внизу» – и категорически
отказываются идти на мазор. Иногда же после посещения мазора наступают
невероятные приключения, нередко опасные и неприятные. Но разные мазоры
влияют по-разному. Одни встречают тебя с открытой душой, а на возвращении
посылают вереницу кошмаров. Другие – наоборот, придают много сил на многие
годы жизни.
Возвращение после первого зиарата на Хазрти-Бурх у нас было очень счастливое. Второй раз события были очень интересными.
Нас было четверо. На мазоре, на котором нас очень любезно приняли шейхи и дали возможность принять участие в ночном бдении. На возвращении мы сразу же перессорились друг с другом из-за каких-то мелочей (что с нами никогда до этого не бывало) и разбились на две группы по два человека. Мы решили пройти через Тупчак, верхнее плато, и далее через перевал в Джиргиталь.
Гардани-Кафтар был высоким хотя и технически несложным перевалом, мы вышли под вечер и не смогли взять перевал, и нам пришлось заночевать на склоне у чабанов. На следующий день мы спустились вниз и сбились с тропы, и к следующим чабанам пришли усталые и измученные. Чабаны приготовили чай. В горах пасли стада узбеки, перегнавшие баранов с юга Кулябской области. Тут мы обнаружили, что около палаток с чабанами часто попадаются несчастные бараны, привязанные за веревочку, которые безучастными глазами смотрят вокруг. Мы расспросили чабанов – нам сказали что из навоза вырастает какой-то сорняк, съедая который бараны травятся... Мой спутник, йог не евший мяса почти десять лет, сильно устал и попробовал немного мяса, чтобы утолить голод.
Стоянка была очень холодной и неприветливой, продуваемой всеми ветрами. Утром мы узнали, что в Джиргиталь отправляется машина, и если мы хотим подъехать, то надо попытаться успеть. Нам дали осла для рюкзаков, который, конечно же, тут же упал, пройдя несколько сотен метров, а потом мы как бешеные побежали с рюкзаками по холмам вниз и вверх... До машины мы дошли сильно вымотанные. Там нас ждали уже остальные наши спутники, о ссоре мы уже давно забыли. Машина, как это обычно бывает, была набита до отказа. Мы уселись сжавшись до невозможности, в кузов, там же сели мужики, женщины, напихали также тюки... Когда нам казалось что больше уже пихать некуда, вдруг появился раис (председатель) с бараном и стал класть барана прямо на головы. Все решительно запротестовали, но раис был неумолим, и скоро мы сидели в обнимку с десятком баранов. Бараны были безжизненными и не сопротивлялись и не блеяли.
Слово «ящур» мы услышали наконец от молодого ученого узбека, который все это время невозмутимо учил арабский язык по тетрадочке. Из его объяснений ничего хорошего не следовало. Тем временем раис нагрузил баранами еще второй грузовик и мы поехали, если это можно назвать ездой.
Оба грузовика ползли со скоростью черепахи, постоянно застревая и вытягивая друг друга. Ветеринар следил за баранами на втором грузовике и время от времени мы останавливались чтобы зарезать тех баранов, которые при смерти. Двадцать километров мы преодолели часов за восемь, и ближе к вечеру наконец то выехали на асфальт за перевалом.
Тут мы остановились. Вторая машина с баранами куда-то исчезла , и больше мы ее не видели никогда. Впереди стоял знак – «Санитарный кордон» с угрожающими надписями о ящуре. Раис попросил всех выйти и заставил нас снять с себя куртки и вытащить из рюкзаков палатки. Мы накрыли всем что имели баранов, потом сели поверху. Потом торжественно доехали до кордона.
На санитарном кордоне задали первый вопрос, везем ли мы баранов. Потом попросили всех спуститься. Проверяющий полнялся и вяло приподлнял кусок брезента, но не там, где баран. Бараны же лежали тихо и даже не пытались блеять. Потом нас попросили пройти через лужу с опилками, мы сели обратно и помчались в Джиргиталь на всех парах. Потом мы остановились у мяскомбината, выгрузили баранов, и раис радостно хрустел деньгами у всех на виду.
В гостиницу нас не пустили, потому что у нас не было с собой паспортов, и мы улеглись ночевчать на пятиконечной звезде в клумбе непротив горкома партии, каждому досталось по лучу. Настроение было кошмарное. Йоги считали что это им дано в наказание за употребление мяса. Мы стали искать по всему городу горячую воду чтобы помыться. В хлебопекарне воды не оказалось, и мы зашли в больницу и попросили врача. Нам на встречу вышел круглолицый киргиз и сказал «Я тут врач». Когда мы спросили его, есть ли в большице горячая вода, он сказал? «Нету – горячей воды... Чай хотите ?»
Врач рассказал нам, что ящур редко передается людям, скорее наоборот люби являются переносчиком ящура среди баранов. Если в баране не есть определенных частей, то мясо вполне пригодно к употреблению. На мясокомбинатах ящурное мясо принимают по тем же ценам, что и нормальное, чтобы чабаны не скрывали и не злоупотребляли ящурными баранами... Но зачем тогда стоят еще заставы, мы до конца не поняли... В общем, врач нас несколько успокоил, но еще долго в Таджикистане мы к мясу не притрагивались.
Потом мы наткнулись на горных спасателей, который первым делом спросили,
уж не «геморроида» вы там ищете (речь шла о «снежном человеке», которого
называли также «реликтовым гоминоидом»). Нам пришлось поклясться, что мы
к нему не имеем никакого отношения, хотя формально мы были связаны с этой
экспедицией. Тогда нас перестали считать психами и мы смогли нормально
поговорить...
Вернувшись с Хазрати-Бурха, я написал в газете «Комсомолец Таджикистана» маленькую заметку. После двойной редакции из заметки выкинули все, что представляло какой-то интерес, переврали немного факты и имена, но написали главное – о том, что мазор – древнейший памятник культуры и требует раставрации. Девица, которая вела в газете раздел туризма, и не подозревала, что тема табуирована уже лет как пятдесят. Маленькая заметка имела больщой резонанс. Говорили, что «пришел очень важный русский и сказал что мазор надо реставрировать», мазор нанесли на туристские карты, потом делали ремонт, потом были опять землетрясения – а потом в Таджикистане была кровавая война, и долина Вахё всегда контролировалась оппозицией. Не знаю, что стало теперь с людьми, заселявшими долину...
БУРКУТ-БАБА, Буркут-дивана, в мифологии туркмен «хозяин» дождя. Персонаж доисламского происхождения, в его образе переплелись черты древних земледельческих и шаманских божеств. Б.-б. погоняет облака плетью, отчего и происходят гром и молния. Б.-б. извещали, что нужен дождь, привязывая на бугре козу, блеющую от голода (аналогичный обряд существовал у кумыков, аварцев, лезгин, которым образ Б.-б. неизвестен). Согласно мифам, Б.-б. обладает вещим знанием будущего, вступает в спор с самим аллахом. В одном из них аллах обещает удовлетворить любое желание того, кто простоит 40 суток на одной ноге. Это условие выполняет Б.-б. и просит уничтожить ад. Аллах доказывает Б.-б., что ад надо сохранить, и В.-б (в одних вариантах мифа) соглашается или (в других вариантах) разрушает одно из отделений ада. По некоторым версиям мифа, Б.-б. дерзко спорит с аллахом и угрожает ему силой. В ряде мифов Б.-б. приписывается власть над жизнью и смертью. Он дарует потомство бездетной чете (или заставляет аллаха сделать это); просит аллаха оживить умершего единственного сына старухи, а когда тот отказывается, поднимается в воздух за ангелом смерти Израилoм и разбивает бутылку, в которой тот заключил души семерых (в других вариантах - тысячи) людей, в т. ч. сына старухи. Представления об ангелах, гоняющих тучи и производящих гром ударом плети, содержатся в мифологиях и некоторых других тюркоязычных народов (напр., ангелы Маккай и Макул у казахов), но мифы о них не сохранились. Следы представлений о существе женского пола, производящем гром и молнию, сохранились у узбеков (Момо-Кульдурок, Момо-Гулдурак) и туркмен (Гарры-мама). Образ Б.-б. известен также узбекам, казахам и таджикам (Дивана-и Бурх, Дивана-и Борх, Шайны-Бурхы-диуана), но у них он не обладает функциями «хозяина» дождя. Лит.: Басилов В. Н., Культ святых в исламе, М., 1970, с. 10-40. |